Robert Plant: Man Of The World (часть 6)

Плант теперь шутит, что единственный сознательный шаг, предпринятый им для обустройства его пост-зепплиновской карьеры, - это "когда в начале 80-х ребята из моей группы решили, что мне следует обрезать волосы, потому что им было немного неловко заходить в панк-клубы, где Джонни Роттен, лежа на полу, исходил слюной".

Должно быть, как артист вы чувствовали себя тогда уязвимым: всётаки новое десятилетие, пост-панк, пост-Zeppelin...

"Да, но... Пришло время учиться - познавать, впитывать, поглощать. Я впервые взялся изучать секреты студийного мастерства. Я узнал о вещах, которые раньше считал некоей данностью, потому что звукоинженеры, работавшие с Zeppelin, были действительно лучшими из лучших. Вся команда, окружавшая Led Zeppelin, сама по себе была удивительным средством для создания музыки, потому что значение каждого из этих людей было огромным. И вот я оказался перед необходимостью взяться за всё это самому. В моих руках уже не было того могущества и гипнотической силы Led Zeppelin, которые завораживали и пленяли миллионы людей. И в этом был какой-то плюс".

Это развязывало вам руки?

"Да, верно. То были следующие восемь лет, когда появились The Cult и группы вроде The Mission. И на обложке NME снова красовалась майка с изображением Led Zeppelin. Я сказал Пейджу: "Что происходит? Словно мы вернулись!" Ха!"

Вас это удивило? Казалось, что Zeppelin остались где-то далеко позади, в начале 80-х, и никогда не вернутся?

"Я только что записал альбом, в котором не было ни одного гитарного соло. Питер Гейбриэл выпустил альбом, где не было цимбал. Пришло время прыгать выше головы. И вдруг появляются Иан Эстбери и ребята из The Cult, и Led Zep перестают быть врагом общества №1. Вновь наступило время длинных волос..."

Он допивает свой ароматный марокканский чай. "Так что... Игра есть игра. Она просто поддерживает круговорот. И знаешь, что? На улицах Лондона снова в моде куртки с бахромой, ковбойские сапоги и длинные волосы. Тенденции сменяют одна другую по кругу. Всё, что я делаю, - это встаю и приседаю в своей маленькой бумажной лодке. Нет смысла делать вид, что это бог весть какое откровение..."

Он говорит, что вспоминает теперь о проекте Page & Plant как о "главным образом замечательном". "Но вдруг оказалось, что наше откровенно скромное начинание обладает огромной инерцией, и я..." И он пустился наутек.

"На самом деле всё началось, когда мы с Джимми обрабатывали североафриканские мелодии, которые Мартин Мейссонньер прислал нам из Парижа, и написали "Wonderful One" и "Yallah". Вышла одна статья, в которой расписывали, как замечательно, что такие песни могут появиться в ротации, ведь напиши их кто-нибудь другой, они едва ли разошлись бы тиражом в 50 экземпляров. Мол, они такие непонятные, так в чем же дело? А дело в том, что когда-нибудь следует порадовать и самого себя.

В Нью-Йорке мне рассказали замечательную историю, - подмигивает Плант. - Когда у Ван Моррисона была фотосессия, он вышел на мостовую и сказал: "Я считаю до 20. Как только скажу "20" - сессии конец". Вот так и следует подходить ко всему. Это фантастика, и я снимаю перед ним шляпу. А можно всё делать и подругому - как мы теперь и поступаем, выпуская песни и давая им немного обжиться, потому что местами это просто шедевры".

Но он понимает и то, что, чем бы он ни занимался - пусть даже у него потрясающая группа, - всегда будет слышаться едва уловимое неодобрение, как в той серии "Маппет шоу": "Эй, засуньте-ка подальше эти свои свирели; как насчет воссоединения Zep?"

"Вчера вечером я прилетел из Нью-Йорка, там я давал интервью для телевидения, радио и прессы. И, представь себе, впервые не прозвучало ни одного из подобных вопросов!"

В Америке, где Zeppelin по популярности до сих пор превосходят Beatles и Stones?

"Да, в Америке, - подтверждает он, как будто и сам до конца не может в это поверить. - Может быть, они просто сдались? Ведь обычно редактор говорит: "Сделай-ка мне материал о Роберте Планте на тысячу слов". И журналисты начинают заполнять пространство всё теми же старыми словами, даже не послушав мою новую запись. Но на этот раз всё было замечательно.

И дело в том, - говорит он, словно меняясь со мной ролями, - что всё возможно в любое время, если к этому стремятся все участники. В любое время. Вопрос в том, насколько реальна работа в тех или иных условиях. А это окружение (имеется в виду его новая группа) абсолютно работоспособно и, я надеюсь, просуществует ещё долго".

Так, значит, именно с этим составом вы запишете ещё по крайней мере один альбом, такой же разнородный, сочетающий в себе старое и новое?

"Да. Но нельзя работать слишком много, потому что так можно выбиться из сил, и тогда всё погибнет. Знаешь, это одно из безумств. Ты можешь всё погубить, и всё же существует огромный соблазн сделать именно это. В СМИ считается, что главное - успех. А чтобы добиться успеха, нужно репетировать. И вот, ты привлекаешь СМИ на свою сторону, раскручиваешь рекорд-лейбл на кучу денег... И можешь погрязнуть в долгах. Люди порой так зацикливаются на конкретных лейблах, что оно того не стоит. Успех приходит к тем, кто созидает и репетирует. Поначалу ты выступаешь в каком-нибудь лондонском пабе, а со временем добираешься и до Уэмбли. Я хочу сказать - это необычная игра.

Но у меня получилось. В 1966 я был счастлив играть в одном из лестерских клубов, а потом мне довелось несколько раз выступать на Уэмбли. Каждый, кто хоть что-то из себя представляет, хочет, чтобы его... узнавали на улицах. Не любви или богатства - не думаю, что кого-нибудь побудили петь подобные факторы. Чем дальше - тем больше удовольствия получаешь от выступлений как таковых, и постепенно превращаешься совсем в другого зверя, будто сбрасываешь старую кожу..."

Когда вы поставили нам сегодня "Stairway То Heaven" в исполнении Долли Партон, вы упомянули, что теперь это не самая любимая ваша песня. Не потому ли, что, по вашему мнению, она не соответствует образу нынешнего Роберта Планта, и людям следует говорить не о ней, а о вашем новом альбоме?

"О, нет. Нет, нет. Я уже сталкивался с этим несколько лет назад. Нет, это великая песня, но дело в том, что мне она не подходит. В моей голове для неё нет места. А 99% остального материала Zep живут там и по сей день".

До сих пор?

"Да! То есть сейчас я на концертах исполняю изумительную версию "Celebration Day", это потрясающая песня. И "Four Sticks", но совершенно иначе, чем мы делали это с Джимми. Ещё мы играем версию "In The Light" - легкую и дымчатую".

Но не "Stairway..."?

"Нет! Не её!"

Не с этой группой? Или вообще эту песню - никогда?

"Нет, нет... Дело не в конструкции песни, её конструкция действительно очень удачная, особенно если учесть, что тогда представляла собой звукозапись".

Дело в том, чем эта песня стала в сознании многих людей?

"Отчасти. В том, чем была, и во что превратилась. Иногда что-то хорошее заходит так далеко, что предстает уже в ином свете, нежели поначалу. И в следующем своем воплощении не срабатывает. То есть я не думаю, что Джимми переживает относительно своего вклада в творчество группы - или Джонси, или Бонзо - потому что они её играют. Но некоторые тексты... - Плант строит гримасу. - Я имею в виду, я написал её, когда был ещё очень молод, понимаешь? То были иные времена. И устремления были действительно хорошими. Такие песни, как "Going То California", перекликались с драйвом Нейла Янга. Я жил в мире, где ответом на все вопросы была гармония. Мы стремились к гармонии и всеобщему единению", - говорит он с легкой, понимающей улыбкой.